Бен был студентом колледжа, и испытывал проблемы с правописанием на протяжении все лет обучения. Работа, которой он намеревался добиваться, потребовала бы составления письменных отчетов; и его беспокоило, что неграмотное письмо может стать серьезным препятствием. Правописание простая задача; но, как и множество других простых задач, она может причинять страдания и трудности, если вы не в состоянии с нею справиться.

Когда я спросил Бена, может ли он правильно написать слово «достаточно», он посмотрел вверх и вправо от себя, а потом неуверенно сказал: «Думаю, да». Это обеспечило меня всей информацией, необходимой для того, чтобы понять, каким образом он писал неграмотно. Когда люди смотрят вверх и вправо от себя, то для большинства из них это означает, что они активизируют ту часть своего мозга, которая специализируется на творческой визуализации. Если вы попросите кого-либо зрительно представить нечто такое, о чем можете быть вполне уверены, что он никогда не видел этого раньше — например, фиолетового гиппопотама в крупный желтый горошек — он почти всякий раз посмотрит вверх и вправо от себя. (Небольшой процент людей — около 5% — «перевернуты»; они в такой ситуации систематически смотрят вверх и влево от себя. См. схему движений глаз в Приложении.)

Творческая визуализация — это удивительная способность, жизненно необходимая для широкого спектра творческих процессов. Однако она абсолютно для правописания, которое требует простого механического запоминания. Чтобы грамотно писать, мы должны выписывать слова так, как они писались раньше — вне зависимости от того, сколь алогичным может быть этот набор букв. Чтобы это делать, мы должны активизировать ту часть нашего мозга, которая специализируется на зрительном представлении не придуманных нами картин, а образов из памяти.

Если вы попросите кого-либо представить себе лицо друга — или спросите, как выглядит входная дверь его дома — большинство спрошенных посмотрят вверх и влево от себя; это обеспечивает им легкий доступ к образам из памяти. (Опять же, около 5% сделают вместо этого обратное: в такой ситуации будут систематически смотреть вверх и вправо от себя.) Образы из памяти обычно возникают внезапно, и выглядят они точно так же, как то, что человек видел, когда вспоминаемое событие происходило в действительности. Неграмотно пишущие люди обладают такими же способностями, что и пишущие правильно — они просто обращаются к «неправильной» части своего мозга. Подобно человеку, ищущему рецепт печенья в «овощной» главе поваренной книги, они не могут найти необходимую им информацию. Чтобы писать грамотно, нам надлежит вести поиск в той части нашего разума, которая хранит изображения слов из прошлого опыта — а потом просто копировать эти изображения. После того как неграмотно пишущего человека обучают, как пользоваться той часть его мозга, которая располагает соответствующей информацией, он быстро становится грамотным — минуя бесконечные упражнения на правописание, отнявшие в начальной школе столько часов наших жизней.

Еще один важный блок информации, предоставленной мне Беном, заключался в том, что Бен не был уверен, может ли он написать слово или нет. Когда грамотно пишущий человек смотрит на образ слова из памяти, он испытывает некоторое ощущение, говорящее ему о том, что это слово ему знакомо и выглядит правильно. Это чувство убеждает его, что он знает, как пишется это слово. Поскольку Бен всякий раз изобретал слова заново, он не мог испытать такого ощущения, которое давало бы ему знать, что он пишет правильно.

Обучение Бена писать правильно было просто делом регулярных упражнений, обучения использовать соответствующую часть его мозга для визуализации образов из памяти, а затем отмечать ощущение, оповещающее о том, что образ слова ему знаком и верен. Один из легчайших способов научить этому состоит в том, чтобы найти ситуацию, в которой Бен естественным образом уже делает то, что я предлагаю ему делать во время письма.

«Бен, я хотел бы, чтобы вы подумали о каком-нибудь близком друге»...

Пока Бен смотрел вверх и влево от себя, чтобы вспомнить своего друга, я продолжал: «... а затем отметили возникающее у вас чувство, которое говорит вам о том, что этот человек вам знаком»...

То, что вы только что проделали, в точности повторяет прием, который используют при письме грамотные люди. Они вызывают образ из памяти (я сделал жест рукой в ту сторону, в которую Бен смотрел, чтобы вспомнить своего друга), после чего у них появляется ощущение, что это слово им знакомо, оповещающее их о том, что слово выглядит правильно. На самом деле ваш мозг уже знает, как писать правильно; он просто не применял этот навык к решению задачи правописания.

Теперь то же самое проделайте со словом «кот». Снова посмотрите туда (жест вверх и влево от Бена) и увидьте, как внезапно возникает слово. Как только вы четко разглядите его, отметьте ощущение, которое появляется у вас, когда вы видите это слово и вы понимаете, что оно вам знакомо».

Затем я объяснил Бену, что его проблема с правописанием не имела никакого отношения ни к заторможенности, ни к глупости. Его преподавателей в начальной школе просто никогда не учили тому, как научить его правильно писать. Школы до сих пор не разобрались, как эффективно обучать многим навыкам; многие так называемые «нарушения способностей к научению» являются на самом деле «нарушениями способностей к преподаванию».

Поскольку Бен прочел множество книг, у него в запасе уже имелось много образов правильно написанных слов. Все, что ему нужно было делать — это смотреть в соответствующем направлении, чтобы перед мысленным взором видеть эти образы из своей памяти.

Я продолжил «репетицию» с Беном на примере еще десятка слов, делая каждый раз соответствующий жест — чтобы быть уверенным, что он смотрит вверх и влево от себя. Потом, перестав жестикулировать, я продолжал предлагать ему зрительно представлять слова — чтобы посмотреть, будет ли он по-прежнему смотреть куда нужно, но уже автоматически. Бен смотрел; так что я знал, что новый способ правописания становится для него автоматическим.

Я нарочно начал с коротких слов, чтобы облегчить Бену задачу. Прежде чем перейти к более длинным словам, я хотел подготовить его к мысли о том, что с длинными словами все будет так же просто, как и с короткими. Вновь я делаю это, предлагая ему подумать о ситуациях, подтверждающих эту мысль.

"Бен, вы можете перед своим мысленным взором нарисовать образ дома или квартиры, в которой живете? (Бен: "Да".) Хорошо. Теперь, вы можете увидеть таким же образом какую-нибудь гору, виденную вами раньше? (Бен: «Да».) Хорошо. Значит, для вас так же легко создать внутренний образ чего-то большого, как и изображение чего-то маленькою, верно?»

«По-моему, да. Я никогда раньше об этом не думал, но — конечно». «И — таким же образом — нарисовать изображение длинного слова точно так же легко, как и короткого; это все равно одна-единственная картинка. Теперь я хочу попросить вас проделать тот же самый процесс с несколько более длинными словами — словами, про которые многие люди могли бы решить, что их визуализировать труднее». После этого я продолжил «репетировать» с Беном этот процесс с несколько более длинными словами.

Потом я спросил его, есть ли у него какие-либо вопросы — как для того, чтобы ответить на них, так и для того, чтобы на время отвлечь его. Немного поговорив, я спросил Бена: «Как вы напишете слово "ритмический"?» Он немедленно — и автоматически — посмотрел вверх и влево от себя, демонстрируя, что его новый способ правописания стал неосознаваемым. Если бы он не посмотрел вверх влево, я просто упражнялся бы с ним еще, с большим количеством слов — пока процесс не стал бы автоматическим и неосознаваемым. Работа заняла около пятнадцати минут.

Заметьте, что я ни разу не попросил Бена на самом деле произнести какое-либо слово вслух по буквам. В данный момент меня не волнует, может ли он на самом деле правильно писать слова. Обучившись способности искать образы из памяти и проверять их на наличие знакомого ощущения, он быстро начнет писать все лучше и лучше.

Поскольку он годами писал «творчески», то теперь у него в голове множество запомнившихся ему ошибочных образов неверно написанных им слов. Из-за этого он некоторое время будет продолжать делать кое-какие ошибки. Однако по мере чтения все большего и большего количества правильно написанных слов, его память будет становиться все более и более точной. И, полагаясь в оценке правильности написания слов на образы из памяти и на свои ощущения, он также начнет замечать, когда он не уверен. (Раньше он был не уверен почти всегда.) Эта неуверенность побудит его спросить кого-нибудь или поискать слово в словаре. Всякий раз, когда он это сделает, точность образов, запасенных в его памяти, возрастет — а вместе с тем возрастет и грамотность.

Когда Бен писал «творчески», ему бесполезно было искать слово в словаре — потому что в следующий раз он все равно просто опять придумывал слово, вместо того чтобы обратиться к образу, оставшемуся в его памяти после консультации со словарем. Если вы спросите грамотно пишущих людей, что они испытывают, видя неправильно написанное слово — они скорее всего ответят, что у них появляется мощная потребность исправить его. Эта же самая мотивация активизируется всякий раз, когда они не уверены, как слово пишется — они должны найти правильный вариант написания!

Подобный Бену взрослый человек научился уже всему необходимому, чтобы писать грамотно — кроме того, чему его научил я. Обучение правописанию маленьких детей занимает несколько больше времени: им нужно больше узнать о буквах, словах и т.д. Однако, если мы применяем этот метод, то никакому ребенку нет необходимости когда-либо вообще писать неграмотно — и никакому ребенку нет необходимости когда-либо вообще сдавать экзамен по правописанию. Если ребенок научился полагаться на образы из памяти, то он научится писать грамотно настолько, насколько будет располагать множеством книг для чтения. Как минимум в девяноста процентах множества часов, израсходованных нами всеми в младшей школе на правописание, не было, возможно, никакой необходимости. Что нам действительно нужно, чтобы писать грамотно — это знание о том, как использовать ту часть нашего мозга, которая хранит образы из памяти; ну, и еще нужно много времени на чтение.

Кроме «творческого правописания» есть еще один важный способ быть неграмотным: вести поиск в слуховой памяти. Люди, которые этим занимаются, пытаются «проговаривать» слова. Поскольку около 40% английских слов выглядят не так, как звучат (статистика по русскому языку нам, к сожалению, неизвестна — прим. перев. ) ваша эффективность при применении этого метода составит около 60%.

Однако несмотря на это, большинство программ по исправлению неграмотности обучают детей проговаривать слова — это называется «фоникой» или «фонетикой». Эта ошибка имеет особенно иронический оттенок потому, что фонетически вы не сможете даже правильно написать «фонека» или «фанатика»! (Есть старая шутка: «Как правильно фонетически написать слово «fish (фиш)?» Ответ: «ghoti» — «gh» как в слове «enouGH» («инаФ»), «о» как в слове «wOmen» («вИмен»), и «ti» как в слове «moTIon» («моуШн»).) (Если незнание английского языка все же не позволит вам оценить шутку по достоинству — не огорчайтесь. Пройдите приличный интенсивный курс — и читайте в оригинале! — прим. перев.)

Одна женщина, которую мы обучили НЛП-стратегии правописания, после этого написала в письме: «Я училась правописанию почти исключительно фонетически. Действительно поразительно — чудо НЛП — что теперь, в возрасте 63 лет, я нахожу свои ошибки почти исключительно зрительно».

В испанском языке все слова выглядят в точности так, как звучат — так что аудиальный вариант правописания мог бы сработать. Однако все (с одним лишь исключением) испано-говорящие люди, встреченные нами во время Южно-Американского турне, тоже использовали визуальные образы из памяти — и писали грамотно. (Единственный найденный нами неграмотно пишущий человек пытался ощущать слова кинестетически!) Мы полагаем, это потому, что, используя визуальные образы, можно писать гораздо быстрее, чем проговаривая слова. Образы почти мгновенны; звуки — последовательны. Когда вы слышите песню, вы слышите слова и звуки поочередно. Когда вы видите нотный лист той же песни — вы можете видеть его весь одновременно.

Конечно, некоторые люди комбинируют два основных способа писать неграмотно. Они сначала проговаривают часть слова, а потом используют творческую визуализацию, пытаясь превратить звуки в буквы!

Я однажды нашел неграмотно пишущего человека, который сказал, что плохо чувствует себя всякий раз, когда его просят произнести слово по буквам. Когда я попросил его произнести слово по буквам, он посмотрел влево вверх — и почувствовал себя плохо. Я был сперва озадачен, поскольку использованная им последовательность — визуальный образ из памяти, за которым следует ощущение — была такой, какую используют все грамотно пишущие люди. Когда я спросил его, что он видел там, вверху — он показался ошарашенным, а потом сказал: «Я вижу свою учительницу из третьего класса, которая сердито смотрит на меня». Это было нечто такое, чего он раньше не осознавал.

Я спросил его, не захочет ли та его часть, которая нарисовала образ учительницы из третьего класса, показать ему вместо этого изображение слова, которое его попросили произнести — и он получил позитивное указание: она хочет. (Более подробно о такого рода работе с «частями» человека смотрите в главе 8.) Когда я попросил его произнести другое слово, он посмотрел вверх влево — а затем спокойно произнес слово по буквам. Хотя он уже использовал для правописания нужную часть своего мозга, содержание (образ учительницы) не соответствовало задаче.

Однажды мы обнаружили грамотно пишущую женщину, использовавшую уникальный способ правописания. Будучи маленьким ребенком, она спонтанно приписала цветовой код каждой букве алфавита. (Она также спонтанно закодировала в цвете числа от одного до десяти — и когда позже ей дали набор счетных палочек, они все оказались «неправильных» цветов, что сильно сбивало ее!) Когда она писала слово, то сначала видела каждую букву соответствующего цвета. А дальше — она знала, что слово написано правильно, если все буквы становились одного цвета! Хотя она писала точно, этот метод был вместе с тем очень медленным. Сдавая экзамены по правописанию, она никогда не укладывалась в положенное время.

Школьные районы (система образования в США районирована — прим. перев. ) и учителя начинают использовать НЛП-метод правописания для увеличения своей эффективности. После того как Джун Джексон обучила этому методу педагогов школьного района Айдахо, показатели правописания 1800 учащихся по всему району улучшились в течение одного года. Координатор Специальной помощи (вспомогательное обучение отстающих учеников в США называется Специальным образованием — прим. перев. ) сообщил о результатах: «Показатели по суб-тесту на правописание (согласно Стэнфордскому тесту уровня) повысились на 15 процентных отметок, передвинувшись с 62-й отметки на 77-ю! Никакими иными средствами до ваших семинаров мы не в состоянии были положительно повлиять на эти показатели».

Нэнси Годетт, учитель вашингтонской средней школы, которая использует стратегию правописания НЛП как у себя в классе, так и при обучении других учителей — комментирует: «Это превратило неграмотных в грамотных — и им это нравится! Это поразительно, как им нравится то, что они раньше так сильно ненавидели. В нашей школе это так изменило результаты тестов на правописание, что департамент штата заметил и заинтересовался нашей программой». Хотя правописание представляет собой простую задачу, существует значительное разнообразие способов, какими люди пытаются ее выполнить. То же самое разнообразие возникает, когда вы исследуете, каким образом люди учатся: принимают решения, или мотивируют себя. Их успехи или неудачи в решении этих более сложных задач также являются прямыми следствиями используемых ими ментальных последовательностей, и эти последовательности также могут быть изменены для упрощения задачи. (См. главы 15 и 16.)